Не побоюсь сказать, что я выглядел абсолютным придурком, когда, разинув рот, вытаращил глаза на холсты, лежавшие в папке. На каждый из них были нанесены простые контурные линии рисунка, вроде тех, которые парень-нехудожник раскрашивал в Центре искусств. Контуры рисунка на белом холсте такие точные и аккуратные, словно сделаны с кальки.
Семь холстов, на всех в основном лошади. Поскольку там были только черные и белые линии, я мог лишь догадываться, каких художников они копировали - три работы Маннингса, две Рауля Милла и еще две… Я глядел на старомодные очертания лошадей… Это наверняка не Стебз, его работы слишком хорошо документированы… Может, Херринг? Херринг, решил я, кивнув. Последние два холста выглядели очень похоже на Херринга. К одному из них булавкой была прикреплена записка на обыкновенном листе бумаги из блокнота: «Не забудьте послать оригинал. Узнайте, какие краски он использовал, отличались ли они от обычных».
Я еще раз посмотрел на три одинаковые законченные картины, которые мы захватили с собой. Три холста, натянутые на деревянные планки. Очень похоже, что их тоже начинали рисовать с таких контуров, переведенных с помощью кальки. Сами холсты были той же выработки и отделки.
Технический стандарт работы не вызывал сомнений. Живопись очень походила на манеру Маннингса, а когда краски высохнут и картину покроют лаком, она станет почти неотличимой от подлинника. Краски различного цвета сохнут с различной скоростью. Кроме того, время, нужное на подсыхание красок, зависит от соотношения олифы или скипидара, которые использует художник, и от толщины слоя, каким он накладывает краски. Но я рассчитал, что все три картины были закончены приблизительно от трех до шести дней назад. Видимо, решил я, их рисовали, как на конвейере, поставив в ряд: сначала на всех трех, к примеру, красную шляпу, потом зеленую траву и так далее. Это экономило время и краски.
Но раскрашивавший холсты умел работать кистью: мазки старательные и точные. Никакой небрежности. Качество исполнения было такое же, как и копии Милла в Элайс-Спрингс.
Я смотрел на картины и теперь знал истинную цену Харли Ренбо.
Все три картины могли бы быть совершенно законными. Ни в одной стране не запрещено делать копии, наказуема только попытка продать их за оригинал.
Мне пришлось еще немножко подумать, чтобы выработать план действий и потом быстро взяться за дело.
Когда час спустя я вышел в холл, персонал «Хилтона», как всегда, встретил меня дружелюбно и с готовностью услужить.
Безусловно, они могут выполнить все, что я прошу. Безусловно, я могу воспользоваться ксероксом, вот здесь, прямо по коридору. Безусловно, я могу оплатить счет сейчас, а уехать позже.
Я поблагодарил их за гостеприимство.
- Рады помочь вам, - ответили они, и, что самое удивительное, они и вправду были рады.
Снова поднявшись в номер, чтобы дождаться Джика и Сару, я упаковал вещи, потом снял пиджак и рубашку и постарался сделать повязку, похожую на ту, что наложили в больнице Элайс-Спрингс, прибинтовав руку через грудь к правому плечу. Не могу сказать, что при таком положении руки мне стало удобнее, чем когда она свободно болталась сбоку. Потом застегнул рубашку поверх повязки и стал прикидывать, сколько Джику понадобится времени, чтобы доехать от ипподрома до гостиницы. При таком плотном движении.
Чувствовал я себя отвратительно, в душе поднималась тревога, но я заставил себя сесть и подождать.
Ждал я точно пять минут. Потом раздался телефонный звонок, и я поднял трубку.
Голос Джика звучал жестко и требовательно:
- Чарльз, будь добр, спустись сейчас же к нам в номер.
- М-м-м, - промычал я. - Это так важно?
- Проклятый хромовый ангидрид! - взорвался Джик. - Можешь ты что-нибудь сделать не споря?
Господи, подумал я.
- Дай мне десять минут, - набрав побольше воздуха, выдохнул я. - Мне надо десять минут. Я… м-м-м… только что принял душ. Мне надо одеться.
- Спасибо, Чарльз. - Джик повесил трубку.
Десятки проклятий, столь любимых Джиком, прогалопировали в моем сознании, отнимая драгоценные секунды. Если нам когда и была нужна божья помощь, то именно сейчас.
Меня окатила волна откровенного страха, от которого похолодело в животе, я схватил трубку и стал звонить по внутреннему телефону.
- Прошу вас, не могли бы вы прислать прямо сейчас портье в номер семнадцать восемнадцать, чтобы забрать вещи мистера Кассэветеса…
- Пожалуйста, немедленно пришлите сестру в номер семнадцать восемнадцать, у мистера Кассэветеса острая боль…
- Пожалуйста, прямо сейчас же принесите в номер семнадцать восемнадцать четыре бутылки вашего лучшего шампанского и десять бокалов…
- Пожалуйста, прямо сейчас принесите кофе для троих в номер семнадцать восемнадцать…
- Дежурный электрик? В номере семнадцать восемнадцать не работает ни один выключатель, срочно пришлите монтера…
- …Вода из ванны заливает номер семнадцать восемнадцать, срочно пришлите водопроводчика.
Кого еще можно вызвать? Я быстро пробежал глазами список услуг, оказываемых «Хилтоном». Нормальный человек, наверно, не будет срочно вызывать педикюршу, массажиста, стенографиста или парикмахера, или гладильщицу, но телевизионный мастер, почему бы нет?
- Будьте добры, нельзя ли прислать в номер семнадцать восемнадцать телевизионного мастера, из задней стенки идет дым и пахнет, будто что-то горит…
Так, все, что можно, сделано, подумал я. Потом я позвонил последний раз и попросил портье забрать мои вещи. Сию минуту, ответили они. Десять долларов на чай, если вещи будут в холле через пять минут. Не беспокойтесь, заверил меня бодрый австралийский голос. Не успеете положить трубку, как придет портье.