Вздохнув, я направился к окошку кассы и поменял аккредитивы на наличные. Лучше бы не злоупотреблять щедростью Мэйзи, но к тому времени, когда я вернусь домой, вряд ли много останется от выделенных ею денег.
Ждать четыре часа. Я поднялся к себе в номер и, чтобы успокоить нервы, нарисовал вид, открывавшийся из окна. Темные облака словно паутиной опутали небо, сгущаясь в направлении ипподрома «Флемингтон». Хорошо бы заезд на Кубок прошел без дождя, подумал я.
За полчаса до заезда на Кубок я спустился вниз и не торопясь направился к Свенстон-стрит, к торговому центру. Магазины, конечно, были закрыты. День Мельбурнского Кубка - общенациональный праздник. Вся деловая жизнь замирает.
Вынув левую руку из повязки, я осторожно всунул ее в рукав рубашки и пиджака. Человек в пиджаке, накинутом на одно плечо, слишком отпечатывается в памяти. Если держаться большим пальцем за петлю для ремня на брюках, это будет хорошей поддержкой для руки, решил я.
Улица Свенстон выглядела необычно спокойной. Люди по-прежнему с головокружительной скоростью, что вообще характерно для мельбурнских пешеходов, мчались по тротуарам, но не тысячами, а десятками. Трамваи спешили в центр, но свободных мест в них было больше, чем пассажиров. Машины сновали в обоих направлениях, но их водители, рискуя, смотрели не на дорогу, а вниз, настраивая радиоприемники. Пятнадцатиминутный заезд ежегодно останавливает все движение на дорогах Австралии,.
Джик прибыл точно вовремя, ловко завернув специально нанятую серую машину на углу, где я стоял. Он затормозил возле галереи изящных искусств «Ярра-Ривер», вышел, открыл багажник и надел коричневый комбинезон, какие носят складские рабочие.
Я пошел ему навстречу. Он достал маленький приемник, включил его и поставил на крышу машины. Высокий голос комментатора рассказывал о скакунах, которых в этот момент проводили по парадному кругу ипподрома «Флемингтон».
- Привет, - равнодушно бросил он. - Все устроено? - Я кивнул и направился к дверям галереи. Толкнул их. Они были прочно заперты. Джик снова покопался в багажнике и достал очередные плоды своего путешествия по магазинам Элайс-Спрингс.
- Перчатки, - сказал он и протянул мне одни, надевая другие сам. Белые хлопчатобумажные перчатки завязывались шнурками на запястьях и выглядели слишком новыми и чистыми. Я провел перчатками по крылу машины, Джик взглянул на меня и сделал то же самое.
- Шпатели и клей.
Джик протянул мне два шпателя. Обыкновенные хромированные шпатели с плоскими лопаточками на обоих концах, в которых просверлены отверстия для фиксации. Прочные шпатели и довольно большие, чтобы обхватить всей рукой. Я крепко держал один, а Джик намазывал каждую сторону лопаточки со ста двумя отверстиями клеем. Мы не могли с помощью отверстий закрепить шпатель, где хотели, поэтому пришлось воспользоваться клеем.
- Давай другой. А этот можешь держать в левой руке?
Я кивнул. Джик принялся за лопаточку второго шпателя. Один за другим прошли двое мужчин, не обратив на нас ни малейшего внимания. В этом месте нельзя останавливать машину, но никто не сказал нам, чтобы мы отъехали.
По тротуару мы подошли к галерее. Ее фасад не представлял собой одну непрерывную линию во всю ширину здания. Справа от нас в большой нише был главный вход. Его стеклянные двери и витрину, тоже в нише, соединяло окно.
К этой полоске стекла мы, а вернее, Джик на уровне груди прикрепил шпатели. Потом подергал их, они не отрывались. Мы вернулись к машине.
Еще несколько человек прошли мимо нас, повернув голову к машине и слушая голос комментатора из приемника. Они дружески улыбались нам, понимая и разделяя такой общенациональный интерес. С приближением времени главного заезда улица заметно пустела.
«…Хорошие шансы у Винери, который несет цвета мистера Хадсона Тейлора из Аделаиды. Совсем недавно он пришел четвертым в Кубке Колфилда и в Рэндуике вторым после Брейн-Тисера, который победил…»
- Перестань слушать про эти проклятые скачки! - резко приказал Джик.
- Прости.
- Готов?
- Да.
Мы опять направились ко входу в галерею. Джик нес алмаз, который используют, когда вставляют картину в раму. Не глядя по сторонам на возможных прохожих, он с профессиональным мастерством и силой провел острым концом алмаза по стеклу. Я стоял сзади, загораживая его от случайных любопытных взглядов.
- Держи правый шпатель, - скомандовал Джик, когда начал резать стекло полевой, последней вертикали. Никто из нескольких оставшихся на улице людей не обращал на нас внимания.
- Когда стекло пойдет, ради бога, не урони.
- Не уроню.
- Нажми коленом на стекло. Ради бога, осторожнее. Я осторожно нажал на стекло. Джик довел алмаз до
конца второй вертикали.
- Дави мягко.
Я надавил. Джик тоже с силой упирался коленом в стекло. Левой рукой он держал шпатель, а ладонью правой бил вверху по периметру оконной рамы.
В свое время Джик нарезал много стекла, правда, не в таких обстоятельствах. Большая пластина треснула под нашим давлением и резко отделилась от рамы. Теперь весь вес стекла пришелся на шпатель, который я держал правой рукой. Джик подхватил руками отделившийся край и поддерживал его еще коленом.
- Господи, не выпусти.
- Не выпущу.
Когда все стекло отделилось от рамы, оно перестало вибрировать, и Джик перехватил у меня правый шпатель. Без видимого напряжения он вырезал такой кусок стекла, что перед нами открылся проем размером с дверь. Джик шагнул в него, поднял за два шпателя стекло, пронес его несколько шагов и прислонил к стене справа, чтобы нам было удобно пройти.